This is banal extortion, blackmail, punishment for non-compliance with some requirements, coercion to testify, including false ones, against oneself or someone else.

“An endless series of violence”

Sergei Savelyev – in the recent past, a prisoner and personal assistant to one of the leaders of the Saratov OTB-1 – is now a world celebrity. He is interviewed by the world’s largest publications, films are made about him, his photos are on the front pages. This fame came after the human rights project Gulagu.net published in October 2021 shocking video evidence of torture in Russian prisons that it collected.

Этот архив Савельев, в чьи обязанности, помимо прочего, входило обслуживание видеорегистраторов сотрудников тюремной больницы, собирал несколько лет, а после освобождения смог вывезти из России и передать правозащитникам. Теперь Сергей Савельев живет во Франции, где запросил убежища.

Об этом архиве и о том, как складывается его новая жизнь, Сергей рассказал в подкасте “Человек имеет право”, который ведут Марьяна Торочешникова и Наталья Джанполадова:

– Сергей, когда вы копировали этот архив, могли предположить, что он вызовет такую реакцию и такой интерес к происходящему?

– Такого я предугадать никак не мог. Но в то же время я отчетливо понимал: если это никак не сработает, то не сработает уже вообще ничего.

– Как и почему у вас родился вот этот замысел – копировать видео, чтобы с ним потом что-то сделать?

– Конечно, такая идея не загорелась как лампочка, по щелчку пальцев, не родилась сразу. Но мне кажется, что если человек изо дня в день наблюдает страдания других людей и видит, что все считают, что это нормально, у него есть только два пути: либо принять это и стать частью этого механизма, либо попытаться что-то с этим сделать и как-то это изменить. Я выбрал второй путь.

– На каком счету вы находились в Саратове? Как вам удалось там себя так поставить, есть ли у вас какое-то объяснение?

– Когда меня привезли туда с подозрением на туберкулез в 2016 году, ко мне пришли практически сразу и предложили работу в Отделе безопасности. Почему так произошло? Тут надо понимать все-таки специфику этого учреждения. За исключением тех, кого привозят туда по заказу, “на перевоспитание”, на так называемые “спецмероприятия”, а попросту пытки, подавляющее большинство там – это больные люди, потому что в первую очередь это больница. И, когда сотрудникам администрации требуется какой-то помощник, выбор не так уж и велик. Человек должен не иметь проблем со здоровьем, не относиться к криминальным группировкам и, конечно, обладать какими-то нужными навыками. И вот совпало, что именно в тот момент, когда им требовался такой работник, приехал я. На следующий день стало известно, что ничем я, конечно, не болею. И ко мне пришли с предложением о работе. Поэтому это стечение, в общем-то, обстоятельств.

Сергей Савельев
Сергей Савельев

– В тюремной больнице вы обслуживали видеорегистраторы. Должны были заряжать их, раздавать сотрудникам, скачивать видео. Вы помните, когда в первый раз увидели запись пыток на видеорегистратор? Что вы почувствовали тогда?

– Меня часто об этом спрашивают, но вспомнить, что это была за запись, какие у меня возникли чувства, не получается. Вот именно какой-то первый момент выделить. Дело в том, что за первым последовал второй, третий, десятый, двадцатый… Это все сложилось в какую-то бесконечную череду насилия, и уже было не вспомнить, когда это началось, и не было видно конца и края, когда это закончится. Больше всего меня поразило не столько то, что это происходит, потому что это, в общем-то, ни для кого не является секретом, а то, насколько это происходит цинично и сколько людей в это вовлечено. Огромное количество!

Огромное количество государственных органов поддерживают и “крышуют”, создают щит вокруг этого пыточного конвейера – лишь бы он продолжал функционировать. Вовлечены Следственный комитет, прокуратура, Управление ФСИН, сотрудники из центрального аппарата ФСИН России, УСБ ФСИН, которые неоднократно тоже приезжали, и никого из них это не удивляло. Они все как один предпринимали какие-то меры и действия по сокрытию этих фактов.

– Что это вообще было, для чего людей так жестоко пытали?

– Во-первых, это банальное вымогательство, шантаж, наказание за несоблюдение каких-то требований, принуждение к даче показаний, в том числе и ложных, против себя либо кого-то другого. Возможно, даже про того, кто сейчас находится на свободе. Если говорить о каких-то людях, которые, скажем, обладают в среде заключенных каким-то весом или авторитетом, то таким образом их вербовали в свою агентурную сеть, чтобы через одного заключенного уже воздействовать на целую массу. Кому-то хватало угроз, с кем-то это проделывали и записывали это на видеорегистратор с целью создания компромата, мол: “Если ты откажешься с нами сотрудничать, то расскажем, покажем – и ты из своего нормального социального статуса, который имеешь в тюрьме, переедешь в разряд “опущенных”, “обиженных”. Никакой ты больше, естественно, не авторитет, никто к тебе не будет прислушиваться, и будешь до конца срока просто выполнять самые унизительные функции, самую тяжелую и грязную работу. Ничего хорошего и светлого тебя больше не ждет”. То есть активно вот эта тюремная иерархия используется самими сотрудниками ФСИН и ФСБ, и используется в своих целях.

– А за все это время, что вы пробыли в этой саратовской тюремной больнице, вы хоть раз наблюдали сострадание к заключенному со стороны кого бы то ни было из персонала, охранников? Там есть люди, которые умеют сострадать?

– Их мало, но они есть. В то же время они в этом сострадании тоже должны быть довольно осторожны. Скажем, я на протяжении этих лет тоже не мог выказывать свое отношение к происходящему. Мне нужно было каким-то образом “держать лицо” и делать вид, что все в порядке, это часть работы. Существует также ряд действительно садистов, которые и удовольствие от происходящего получали. Но в основном это просто равнодушные люди. “Не мы это построили, не нам это менять. Так работает и пусть работает. Какое мое дело?” – вот с такой позицией очень много людей. И отношение к заключенным, конечно, оставляет желать лучшего. Да, к животным относятся гораздо лучше.

– Когда вы три года скачивали эти файлы, создавали этот видеоархив, вы понимали, что потом вы с ними будете делать, куда вы их отправите?

– Поначалу, естественно, нет. Я ведь в изоляции находился. Я совершенно не мог знать, кто сможет это лучше развить, лучше использовать, потому что это действительно оружие. Пока, естественно, заочно не познакомился с Владимиром Осечкиным. Многочисленные жалобы, заявления, обращения приходили от него, от адвокатов, которые с ним сотрудничали. И мне стало понятно, что этот человек не зависит от каких-то спецслужб, он действует исключительно в интересах людей. 2 февраля я вышел на свободу, некоторое время мне понадобилось, чтобы добраться на родину в Беларусь, и первое письмо Владимиру Осечкину я написал 8 февраля. Я написал, что располагаю кадрами из архивов, служебной документацией. Завязался диалог. И уже, наверное, где-то в конце месяца я первые файлы ему отправил. А в марте он начал публиковать их на канале Gulagu.net и продолжал это делать.

– В самом начале были какие-то неприятные для созерцания кадры, но о швабрах речи еще не шло.

– До каких-то последних моментов мне не хотелось прибегать к публикациям именно этих самых страшных кадров. Я надеялся, что российские власти и на фоне предыдущих начнут проявлять какую-то активность. Но, так как этого не случилось, пришлось действовать решительнее. Рассчитывал ли я на такой эффект? Ну, нет, именно на такой, конечно, мировой резонанс. Это, безусловно, потрясающе. Но каких-то видимых изменений в самой системе не происходит, хотя прошли месяцы.

– Я правильно понимаю, что после того, как вы благополучно перебрались во Францию, начался процесс по оформлению убежища в этой стране, вы параллельно очень активно включились в работу Gulagu.net? И вам пришлось заново проматривать весь этот архив?

– Просматривать снова и снова. Если раньше мне не приходилось этого делать – отсматривать все, скажем, от начала и до конца, то сейчас, конечно, без этого не обойтись. Потому что важно установить время, установить место, установить действующих лиц по окружающей обстановке, по голосам, по случайным кадрам, когда кто-то попадает в кадр, по каким-то отражениям в зеркалах или окнах. Поэтому все приходится отсматривать очень детально, очень подробно, снова и снова. Да, это, безусловно, очень тяжело. Но в то же время я прекрасно понимаю, насколько это важно.

– Сергей, а как вы поддерживаете себя, чтобы не сойти с ума, отсматривая вот это постоянно и много раз? Как с этим можно справиться?

– У меня, в общем-то, уже есть некоторый опыт подобной деятельности, который я приобрел в местах лишения свободы, смотреть, а переживания свои где-то оставить на потом. Сейчас, конечно, это помогает. В то же время помогает большая команда единомышленников. На самом деле, это очень добрые и очень увлеченные люди. Я не могу себе позволить сказать: “Нет, я больше не могу! Я не хочу! Я не буду!” – я так сделать не могу. Потому что я вижу, сколько люди из команды Gulagu.net вкладывают туда своих сил и времени, и я буду стараться соответствовать, конечно, этому уровню. Также, конечно, отвлечься помогает окружающая обстановка, потому что здесь очень многое иначе: природа, океан, совсем другие люди… Чтобы отвлечься от каких-то страшных мыслей, достаточно просто выйти на улицу. Это один из самых странных декабрей в моей жизни, когда на улице плюс 15 и солнечно. Очень помогает климат и океан – просто вымывают, наверное, все то, что накапливается днями в процессе работы, и помогает очень здорово.

– ​Это первая ваша заграница?

– Да. Не считая ряда стран, которые я пересек по пути сюда, это первый опыт.

– Я понимаю, что очень, наверное, сложно будет передать словами, но попробуйте, если получится, эти эмоции. То есть вы спасаетесь буквально от смерти. Когда вы уезжали из России, вы же опасались именно этого?

– Не просто от смерти. А смерть еще и не будет легкой – это я тоже понимал отчетливо.

– Вы бежите через несколько границ и вот приземляетесь в Париже. Что вы переживали, расскажите, пожалуйста, об этом.

– Трудно сказать. Какие-то первые чувства… Тут надо тоже понимать мое состояние. Я фактически три недели находился просто в бегах. И хотя этот побег должен был быть каким-то приятным, ну, так предполагалось, то есть он лежал через какие-то теплые страны, с морями тоже, солнечные и так далее в большинстве своем, но отдыхать у меня там не получалось. То есть я практически не мог нормально спать, не мог есть, я постоянно опасался какого-то преследования и так далее. Я за эти три недели похудел на 8 килограмм, попросту был истощен и физически, и морально. Поэтому сказать, что я как-то прям воспарил, когда добрался наконец до Франции, я бы так, наверное, не сказал. Ну, с каким-то облегчением, безусловно, я вздохнул. Но в то же время в полной мере осознать, что все, это конечная точка, я больше никуда не бегу, все уже в порядке, – это осознание пришло позже.

– А сейчас вы чувствуете себя во Франции в безопасности?

– Да, в гораздо большей безопасности, по крайней мере, чем это было раньше. Я отдаю себе отчет, что угроза физического устранения моего никуда не делась, она остается. Но мы предприняли целый ряд шагов, чтобы это было бессмысленным, – говорит Сергей Савельев, участник проекта Gulagu.net.

Source: svoboda.org