После того как 16 февраля в колонии особого режима «Полярный волк» скончался Алексей Навальный, во многих городах России люди вышли на улицу с цветами, чтобы почтить память погибшего политзаключённого.

Сотрудники ОМОНа у памятника жертвам политических репрессий, куда приходят, чтобы возложить цветы Алексею Навальному в Санкт-Петербурге

В Петербурге на этих стихийных акциях было задержано почти две сотни человек, часть из них получили по несколько суток ареста, некоторым при освобождении вручали повестки в военкомат.

Егор (здесь и далее все имена изменены из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России. – СР) ходил на протестные акции начиная с 2020 года. Он не причисляет себя к сторонникам Навального, хотя и сочувствует ему.

– Когда появились сообщения, что Навальный погиб в колонии, первой моей мыслью было: «Ну п****ц, полный кошмар». – говорит Егор.

ОМОНовцы не давали пришедшим сгруппироваться и постоянно отгоняли людей друг от друга.

– Потом они начали рандомно задерживать людей. Критерии для задержания были непонятны, кроме одного: того, кто приносил не цветы, а таблички с надписями, сразу же задерживали, а таблички ломали и выбрасывали, – вспоминает Егор.

Людей у памятника становилось все больше. Егор и Юлия положили цветы и ушли, задержали их на Шпалерной улице.

– С левой стороны людей окружили, приехал автобус с кучей «космонавтов» и начали задерживать всех, кто там был. После этого они решили задерживать очевидцев. Заметили человек семь, включая нас, на другой стороне улицы. К нам подъехала машина без опознавательных знаков, и мы побежали, – рассказывает Егор.

Обернувшись, он увидел, как винтят женщин, и решил отвлечь внимание на себя. Когда один из силовиков его заметил, Егор побежал через Шпалерную улицу, но дорога была скользкая, далеко убежать он не смог.

– Меня положили лицом в пол, заломили руки за спиной, протащили по асфальту. Всё это снимала на камеру моя подруга. К ней тоже подошёл сотрудник ОМОНа, – вспоминает он.

Егора завели в автозак. Били по голове и корпусу, но делали это ладонью, чтобы не наносить увечья, а лишь оглушить. Всё это происходило на глазах Юлии, которая просила, чтобы его не трогали. Позже их развели по разным автозакам и отвезли в разные отделения полиции.

«А у нас-то теплая одежда»

В автозак, где была Юлия, завели ещё несколько человек, у них отобрали рюкзаки и телефоны. Потом автозак вернулся к памятнику, задержанным отдали их вещи и перевели в другой автобус. Оставили одну Юлию, телефон отобрали.

– Начали говорить, мол, «вот, мы видели, что ты всё снимала, нам нужно видео», – вспоминает Юлия.

Она отказалась разблокировать телефон. Подошли сотрудники Росгвардии. Пообещали, что, если не разблокирует, будет статья за экстремизм, а не административка.

– Один из сотрудников, сидевший чуть подальше, увидев, что на меня замахнулись, отвлёк их внимание – мол, кто-то зовет их с улицы. Ему отдали телефон и вышли из салона. Этот парень вернул мне мобильный через решётку, чтобы я удалила всё лишнее. Ну, я и удалила инстаграм и телеграм, – говорит девушка.

Потом были сотрудники центра «Э» в гражданском, и один из них начал угрожать, что Егора будут бить, а потом отправят на войну. Только после этих угроз она согласилась разблокировать телефон. Прессинг продолжался больше двух часов, и все это время ей не давали позвонить.

– Была вероятность, что меня отпустят домой, потому что я всё это время была одна. Но в какой-то момент пришёл начальник этих полицейских и спросил, чего все сидят, когда у них возле памятника люди всё ещё несут цветы. В итоге ко мне привели ещё человек семь, и мы поехали в отдел. Но, пока всё это происходило, я успела связаться с «ОВД-Инфо», – говорит Юлия.

«Достал молоток, сказал, что пальцы сломает»

Уже ближе к ночи Егора и других задержанных привезли в 29-й отдел полиции. По его словам, три автобуса развозили людей в три разных отдела, а позже каждая группа получала свои фиксированные сроки.

– Я ещё в автобусе заметил, что остальные задержанные как-то поникли, и поэтому связался с ОВД-инфо, и к тому времени, как мы добрались, адвокат был уже на месте. Нас встретил очень суровый мужик, который сказал, что если мы тут что-то сфотографируем, то нам накинут ещё сверху и вообще нами займутся. Он же развеял сомнения по поводу того, что нас могут отпустить после заполнения протоколов, сказав, что в 10 утра у нас суд.

В камере было три человека, спать пришлось на полу. По словам Егора, в других камерах было человек по семь.

– Когда у меня пытались взять отпечатки пальцев, я сначала отказался, потому что это могут делать только при уголовных статьях, а у нас у всех административка, но потом согласился, – говорит Егор.

В Московском районном суде заседания шли 12 часов подряд. Всего было около 40 задержанных. На Егора суд потратил пять минут. Девушкам давали двое суток, парням трое. Адвокат сразу сказал Егору, что неважно, что они будут говорить, достаточно просто не признавать вину.

– Только одному парню дали пять суток. Он сам нашёл себе адвоката, и они не выработали общую стратегию, – вспоминает Егор.

После суда задержанных отвезли обратно в отдел, они пробыли до четырех утра в подвальном помещении. Только ночью задержанных отвезли в ИВС.

– В целом всё было мрачно. Нам сразу сказали, что из еды будет только чай. Нас не выводили гулять, телефоны не выдавали, общались самым унизительным образом. Парню, которому дали пять суток, стало плохо. Только с третьего раза удалось добиться помощи для него, – возмущается Егор.

За несколько часов до конца отбывания срока Егора и некоторых других задержанных вывели из камер и повели в кабинет, в которым сидел человек в гражданском. Он ехидно улыбался и в издевательской форме вручал повестки: «Пойдёте за нас воевать? Вы же такие хорошие, такие замечательные». После чего достал молоток и сказал, что если не возьмут, то пальцы сломает. Задержанные взяли повестки и оставшиеся часы до конца заключения сидели мрачные и не понимали, что делать.

– Известно о десятке случаев вручения повесток либо в день освобождения, либо накануне в ИВС. Не только в Петербурге, но и в учреждениях Ленинградской области, поскольку по большей части именно туда отправляли задержанных на акциях памяти Алексея Навального, – говорит известный правозащитник из Петербурга.

Спецприёмник для административно арестованных лиц на Захарьевской, 6 частично закрыт на ремонт, частично занят арестованными мигрантами. Поэтому задержанных 16 и 17 февраля отправляли в том числе и в Подпорожье, за 300 км от города, это ближе к Хельсинки, чем к Петербургу. Некоторые из задержанных, оказавшихся далеко за пределами города, были без денег, чтобы добраться обратно домой, им помогали волонтёры из Петербурга. Они привозили еду и предметы первой необходимости, встречали задержанных и помогали их семьям.

Некоторым молодым людям, по словам правозащитника, повестки в военкомат вручили обманом – под видом справки об окончании ареста. Люди ее подписывали и только потом понимали, что это было.

– Общая инструкция для родственников от волонтёров была такая: не конфликтовать. В принципе, сотрудник полиции может вручить повестку, если он действует по поручению военкомата. Сам факт отказа от повестки не даёт никаких преимуществ лицам, которые ее получают, и в случае неявки их можно привлечь к административным штрафам. Пока это не ограничение на имущественные права, поскольку реестр уклоняющихся ещё не работает, – говорит он.

В первые дни после вручения повесток в ИВС несколько мужчин уже ходили в военкомат, но оказалось, что их там не ждали: день, проставленный в повестке, оказался не приёмным. Помимо дат неверно было указано и время: 9:00 – военкомат принимает с 10:00.

«Грязь, вонь, обоссанные камеры»

– Классический такой отдел полиции: грязь, вонь, обоссанные камеры, пол в блевотине, стены в крови и фекалиях, мертвые клопы, спасибо, что неживые, – вспоминает подруга Егора Юля.

Передачу, принесённую волонтерами, ей передали около 6 утра, а передачу от родственников отдали только перед отъездом в суд. Ночью задержанных будили каждые пару часов, чтобы сделать фото, взять отпечатки пальцев, подписать документы, хотя необходимости в этом не было – все это ещё раз проделали утром.

В участке, куда привезли Юлию, уже через час был адвокат, и, пока задержанных по очереди вызывали на заполнение бумаг и брали отпечатки пальцев, она увидела, что в протоколах всем написали одинаковое время.

– Я не могла совершать преступление, сидя в автозаке. Это процессуальная ошибка, на которую было всем наплевать, – говорит она.

На следующий день был суд, который не принял во внимание ни процессуальные ошибки, ни предоставленные адвокатами справки о заболеваниях, по которым арест противопоказан. Тем, кто признал свою вину, дали пять суток, тем, кто не признал, – семь.

Юля вину не признала.

– Суд был смехотворный. От самого заключения мы ожидали худшего – что там будут клопы, постоянные издевательства и прочее. Но, на удивление, нас поместили в свежеотремонтированный ИВС и кормили из какой-то столовой, то есть сносно, – говорит девушка.

С соседками ей тоже повезло: они сидели именно тем составом, каким их и задержали. Девушки разных профессий общались, пели друг другу песни, учили английский, рисовали и читали стихи. Сотрудники ИВС тоже были адекватными, по-доброму смеялись, что такие веселые девушки у них сидят. Они не препятствовали приёму лекарств, если кому-то это было нужно, а все передачи доходили до адресатов.

– Если бы не смены, где включали громко песни Шамана, то был бы вообще курорт. Как я поняла, им нельзя выключать радио, но некоторые оставляли его ненавязчивым, приглушенным, а некоторые будто издевались и включали погромче блатняк и песню «Я — русский», – вспоминает Юлия.

Посеять страх

Вернувшись домой после трёх дней заключения, Егор написал в правозащитникам из «Идите лесом» и в ОВД-инфо. По правовому статусу он попадает под призыв. В полученной повестке стояло 27 февраля, вручили её 20-го.

– Это была настоящая повестка, с настоящей подписью и штампом военкомата. Мы связались с правозащитником, и он сказал, что сейчас нужно подать апелляцию и снять побои, чтобы можно было подать заявление об избиении, – вспоминает Егор.

Он зафиксировал побои и подал апелляцию. После этого купил билет на самолет и теперь находится не в России. Правозащитники считают, что имеющихся фактов достаточно для подачи на политубежище.

– Я очень люблю свою страну и своих родителей, а они остались в России, поэтому пока я хочу просто переждать и потом вернуться домой, – говорит Егор.

Эти повестки скорее «пугалки», и пока нет случаев, доказывающих обратное, говорит правозащитник Север.Реалии. Их цель – «дополнительное наказание» и «мера психологического давления», мол, не ходите куда не положено, чтобы не бояться свою судьбу. Он считает, что инициатива с отправлением задержанных в дальние регионы принадлежит центру «Э», а точнее, четвертому отделу, который недавно возглавил Владислав Лебедев.

– Он засвечен в СМИ, выступал в университетах, на передачах 78-го канала, его лицо известно. Теперь он приходит на судебные заседания закамуфлированный. На дело Ольги Смирновой он пришёл с наклеенной бородой, в очках и зимних берцах, хотя было лето. А недавно на допрос по апелляции пришёл замотанный в шарф, в шапке и странно выглядел в зале суда, где все сидели без верхней одежды, – рассказывает правозащитник.

До Лебедева руководил отделом Олег Шайдулин, он засветился в скандальной истории ректора СПбГУ Кропачева, которого жена обвинила в истязаниях и домашнем насилии. И в центре экспертиз СПбГУ, где штампуются психолингвистические экспертизы, например такие, как в деле Саши Скочиленко.

– То, что задержанных отвозили куда-то в Сланцы или в другие отдалённые места, – это ненужные затраты. Но такие приемы сеют страх в общественном сознании и, в частности, среди тех, кто не согласен с тем, что происходит в стране, – считает собеседник.

Одним из получивших повестку в ИВС был студент Сергей. Ему положена отсрочка из-за учебы, поэтому он не боялся, что его заберут, и пошел в военкомат.

Когда его позвали в кабинет, работник комиссариата никак не мог понять, зачем он пришёл, ведь у него была отсрочка и все документы в порядке.

– На что я ему говорю, что у меня есть повестка. Оказалось, что такие повестки военкомат не делает и такую форму они видят впервые, – смеётся Сергей. – Потом меня спросили, за что я сидел, ну я и ответил: 20.2.2 КоАП РФ (Организация массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка. – СР). Работник меня не понял, пришлось долго объяснять, что это такое.

Мы не разглашаем имена авторов этой публикации из-за угрозы уголовного преследования по закону о нежелательных организациях в России.